Честные вопросы о сексуальном согласии

Кажется, свод правил, связанных с сексуальным согласием, безграничен и полон нюансов. Возможно ли полностью его достичь, если спрашивать «Можно?» перед каждым действием? Правда ли можно доказать, что согласие было, учитывая, что люди, как правило, занимаются сексом без свидетелей, не документируют и не снимают его на видео? Действительно ли концепцию сексуального согласия можно использовать, чтобы безосновательно обвинить мужчину в изнасиловании?

Далеко не на все эти вопросы у нас есть однозначный ответ. Более того, мы много читали и опрашивали экспертов — и кажется, ответа на все вопросы нет вообще ни у кого. Даже учёные спорят, как определить термин «сексуальное согласие»: что это такое и в чём оно выражается. Вариантов толкования масса. И тем не менее мы думаем, что задавать такие вопросы и вместе искать ответы полезнее, чем просто принимать что-то на веру.

Откуда вообще взялась идея сексуального согласия?

В 2017 году в американском журнале The New Yorker вышел короткий рассказ «Кошатник» Кристен Рупеньян, который в одночасье сделал её знаменитой. В основе сюжета история о свидании студентки Марго с мужчиной по имени Роберт, которое закончилось плохим сексом. Казалось бы, таких историй полно и они стары как мир. Почему именно этот рассказ вызвал волну обсуждений?

Причина взрывной популярности оказалась в том, что рассказ отразил опыт многих людей: их замешательство и непонимание, как правильно себя вести, когда дело касается сексуальных и романтических отношений. Многие женщины, подобно Марго, не отказывают «из вежливости», а мужчины, как и Роберт, игнорируют невербальные сигналы, воспринимая происходящее как должное. Рассказ заставил задуматься, что же такое секс по согласию.

Оказалось, никто не знает. Всегда считалось, что согласие — это когда не насилуют. То есть если человек кричит, сопротивляется, пытается отбиться от незнакомца в переулке, это не секс по взаимному согласию. Такие ситуации регулируются законом. А всё остальное вроде как секс по взаимному согласию. В XXI веке мы видим в этом суждении явные ошибки. Почему же раньше об этом не задумывались?

Дело в том, что в разных культурах секс всегда регламентировали те или иные нормы: социальные, юридические, религиозные. В западноевропейской цивилизации на протяжении многих веков это делала религия: любой секс в браке считался нормальным, вне брака — греховным и порочным. И вопросы согласия роли не играли, ведь неважно, что происходит в доме женатых людей: жена обязана подчиняться мужу.

В XXI веке в развитых странах отношения между мужчинами и женщинами изменились, а секс стал считаться личным делом каждого. При этом новых правил поведения не появилось. Концепция сексуального согласия возникла как способ «расставить буйки», которые помогут понять, как прислушиваться друг к другу и заниматься сексом без принуждения, осознаваемого или нет.

Огромное влияние на развитие концепции оказали исследовательницы-феминистки, предложившие рассматривать секс в контексте культуры насилия, которая веками регулировала частную жизнь мужчин и женщин. Долгое время считалось, что женщина не должна быть доступной и её, словно трофей, нужно завоевать. А мужчина должен быть сильным, бесстрашным воином и завоевателем, который, ни с кем ни о чём не договариваясь, забирает «своё». В этой культуре мужчине нельзя отступать, а женщина, с одной стороны, не должна сдаваться, с другой — если её одолели, вина лежит на ней. Может показаться, что эти культурные стереотипы остались в прошлом, но исследователи считают, что подспудно они по-прежнему сильно влияют на наши решения. И принуждение, и самопринуждение в сексе встречаются куда чаще, чем мы думаем.

С этой точки зрения концепт согласия — инструмент, позволяющий и женщинам, и мужчинам говорить самим за себя, проявлять инициативу, соглашаться и отказываться. Он даёт дополнительные возможности: делает сексуальную жизнь интереснее и разнообразнее, а партнёрство — крепче и надёжнее.

Почему «нет значит нет» недостаточно?

Кажется очевидным, что сексуальное согласие — это согласие на участие в сексуальной активности. Но зачем вообще нужно запрашивать согласие? Почему нельзя просто принять за аксиому: пока тебе не сказали «нет», всё происходит по взаимному согласию? Ведь это логично: если человек не сопротивляется, не произносит слово «нет», значит, ему/ей всё нравится и он(а) не против?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы предлагаем вам взглянуть на принципы согласия с точки зрения ситуаций, в которые попадает наша условная подруга.

1. Согласие дано свободно. Итак, подруга приходит на вечеринку и напивается до состояния, когда ей сложно понять, что происходит вокруг, и тем более сложно что-то решать или о чём-то говорить. Ей предлагают секс, и она не сопротивляется, не говорит «нет». Можно ли считать, что это секс по согласию? Концепция согласия предполагает, что это выбор, сделанный в отсутствие давления, манипуляций и веществ, меняющих сознание. Согласие может дать только тот человек, который за себя отвечает и осознаёт последствия своего решения. Оно не считается таковым, если его дал человек, который не понимает, что с ним происходит, и/или не способен сопротивляться, то есть человек, страдающий от психического расстройства или имеющий физические ограничения (например, парализованный человек). «Нет значит «нет» недостаточно, когда человек явно не состоянии сказать это «нет».
2. Оно обратимо. Подруга решает, что не хочет продолжать секс, хотя процесс в самом разгаре. Но ведь она уже согласилась, всё уже происходит, секс уже есть, разве можно сейчас отказаться? Концепция согласия предполагает, что любой человек может отозвать своё согласие в любой момент. За человеком всегда остаётся последнее слово относительно того, что происходит с его телом.
3. Оно конкретно. Подруга согласилась на секс с использованием презерватива, а он продолжился без него — и она об этом не знала. Нормальна ли такая ситуация? Может ли она считаться сексом по взаимному согласию? Концепция согласия предполагает, что согласиться на что-то можно только при наличии полной информации.
4. Оно отражает желание близости. Подруга встречается с мужчиной, который тратит на неё огромные деньги: дарит дорогие подарки, водит в рестораны и так далее. Она всячески его поощряет. В какой-то момент мужчина заявляет, что если она всё это принимала, то должна ему секс. Насколько это так? Принцип желанности очень прост: когда дело доходит до секса, человек должен делать только то, что он хочет, а не то, что, по его мнению, от него ожидают.
5. Оно специфично. Подруга отправляется со своим парнем в спальню. Они уже давно встречаются, и кажется, что секс подразумевается. Они целуются, и когда внезапно девушка говорит, что не хочет продолжать, то сталкивается с непониманием: зачем тогда было идти в спальню и целоваться? Если человек согласился пойти в спальню, чтобы поцеловаться, это совершенно не значит, что он согласился на секс. Точно так же, как обещание зайти на чашку чая не означает согласие на секс. Согласие не вытекает автоматически из опыта прошлого взаимодействия, из манеры одеваться или вести себя.

Важно учитывать, что в некоторых ситуациях согласие не считается согласием, даже если формально соблюдены все принципы. Такие ситуации описаны в законодательстве. Например, есть законы, защищающие несовершеннолетних (людей моложе 18 лет) от принуждения к сексу кем-то более старшим. Возраст сексуального согласия — это возраст, по достижении которого человек считается дееспособным по закону. Взрослым, вступающим в половые отношения с кем-то моложе возраста согласия, грозит тюремное заключение. Возраст согласия варьируется в разных странах. В России, например, это 16 лет. Половые отношения совершеннолетнего (18 лет) с несовершеннолетним (до 16) уголовно наказуемы.

Это мало когда нужно. Так?

Концепция сексуального согласия вызывает много сложных вопросов. Один из них — всегда ли нужно на неё ориентироваться? Например, пара живёт вместе много лет. После уютного свидания с вином и свечами они решают продолжить вечер в спальне. И тут один говорит: «А можно мы займёмся сексом?» Кажется, это излишне? Пять лет, пока люди занимались сексом, всё было ок, а сейчас узнали про сексуальное согласие и будут на каждое движение разрешение спрашивать? Неужели это правда нужно, ведь всё всегда было понятно без слов!

На эти вопросы нет универсального и стопроцентно верного ответа. Но можно порассуждать, пытаясь его найти.

Ответ может быть в том, что вопросы помогают даже тогда, когда всё вроде бы очевидно. Мы знаем, что секс окружён огромным количеством убеждений, стереотипов, мыслей и чувств. Они могут быть осознанными или неосознаваемыми, но в любом случае сильно влияют на наше поведение. Например, девушка считает себя сексуально раскрепощённой, но в середине процесса, когда ей становится по какой-то причине неприятно, она боится признаться в этом партнёру, потому что это будет «несексуально». В итоге секс не доставляет ей удовольствия, партнёр не понимает, в чём дело, оба остаются недовольны. Или другой пример: мужчина в какой-то момент понимает, что не хочет секса. Но у него есть ощущение (оно активно поддерживается культурой), что настоящий мужчина пользуется любой возможностью заняться сексом, — неважно даже, с кем и когда. Он соглашается, чтобы его не заподозрили в недостатке мужественности. Итог будет мало отличаться от того, что был в первом случае.

В ситуациях, когда речь идёт об устоявшихся парах, тоже могут быть свои неочевидные проблемы, с которыми разговор позволит справиться. Например, кто-то из двоих устал и не хочет заниматься сексом, но после романтического свидания близость кажется чем-то само собой разумеющимся, ведь раньше всегда так было. В таких случаях приходит на помощь концепция сексуального согласия. Да, всё кажется очевидным, но тактичный, тихий вопрос поможет ему или ей озвучить то самое неосознаваемое или осознаваемое, но стыдное.

Более того, вопрос не всегда обязательно задавать вслух: концепция согласия предполагает, что мы прислушиваемся к языку тела друг друга, — иногда достаточно кивка или ответного движения. Вообще, сами вопросы и ответы не всегда лежат в плоскости «да, я хочу заниматься сексом / нет, я не хочу» — часто они про нюансы, которые меняют то, как и что мы делаем. Впрочем, ровно так же они напоминают, что на любом этапе ответ «нет» — это нормально, ведь секс не про обязанность, а про желание.

Логично было бы спросить: почему, если это так важно и несложно, мы раньше вели себя по-другому? И почему нам с таким трудом даются эти вопросы сейчас?

Кажется, ответ в том, что представления о «нормальном» в сексе сформированы у нас культурой: и медиа, и просто убеждениями окружающих. Ещё лет десять назад невозможно было представить себе фильм, в котором герои начинают секс с вопроса о согласии. Наоборот, сто лет кинематографа и несколько тысяч лет истории литературы предлагают нам массу картинок и сюжетов, в которых обуреваемые страстью люди без лишних вопросов бросаются в объятия друг друга.

Один из самых доступных и популярных источников информации о взаимодействии во время секса –– это порнофильмы. Ну а там почти никогда не показывают, как договариваются партнёры: зритель смотрит такое кино не ради диалогов.

Так медиа, литература и порно создают у нас ощущение, что романтично и страстно — это когда сразу переходят к делу, без разговоров. Мы неосознанно учимся верить, что в сексе, если он уже начался, любые дальнейшие действия автоматически согласованы. Это кажется куда более нормальным, чем спрашивать разрешение на каждое действие.

Отсутствие навыка и примеров разговора о согласии создаёт у нас ощущение, что это излишне и даже вредит. Тогда как на самом деле такой разговор может помочь даже в ситуации, когда всё, казалось бы, понятно.

Это убивает настроение. Разве нет?

Распространённый аргумент против сексуального согласия звучит так: постоянно спрашивать разрешения — плохая идея, потому что особая атмосфера и настроение от этого мгновенно улетучатся. Пока человек расспросит, не под давлением ли дано согласие, действительно ли хочется секса именно сейчас, какой вид секса предпочитает партнёр(ша), весь настрой собьётся.

Более того, в обществе есть устойчивые представления о том, как должны вести себя мужчина и женщина. Например, многие мужчины считают, что женщины ожидают от них понимания без слов, когда и что можно делать. «Если я спрашиваю разрешения поцеловать, значит, я не тот мужчина, что заслуживает поцелуя». То есть он хочет проявить уважение к девушке, запрашивая согласие, но вместо одобрения получает отказ и обвинение в недостаточной мужественности.

Это совершенно нормальные вопросы и переживания. И чтобы разобраться в них, начать нужно с эмоциональной составляющей: выходит, мы часто не спрашиваем, потому что нам страшно. Мы боимся всё испортить, боимся выглядеть как-то не так.

Системный психотерапевт и сексолог Марина Травкова предполагает, что страх возникает потому, что мы не знаем, как общаться в таких ситуациях. И эта проблема касается не только секса — людей в целом мало учат рассказывать о своих эмоциях и желаниях. Но когда дело касается сексуальности, это особенно сложно. Спрашивать про секс может быть страшно и неловко как спрашивающему, так и отвечающему.

Опять-таки культура не предлагает нам примеры таких разговоров: мы не читаем об этом в книгах, не видим в кино. Наше представление о том, каким должен быть секс и как мы должны себя вести, сложилось под влиянием культурных стереотипов, поэтому разговор в постели кажется чем-то лишним, вредным, способным испортить настроение и имидж спрашивающего.

Так как не навредить? Если мы не привыкли к вопросам про согласие, как сделать так, чтобы не сбить настрой?

На этот вопрос нет однозначного ответа, но можно повторить, что концепция сексуального согласия — это не инструкция с конкретным набором вопросов, а инструмент, которым каждая пара пользуется так, как ей удобно. Конечно, речь не идёт о том, чтобы каждые пять секунд механическим голосом задавать вопрос: «Даёшь ли ты согласие на следующее действие?» Спрашивать можно и невербально — делая что-то очень медленно и взглядом показывая партнёру, что тот в любой момент может остановить процесс. Можно формулировать вопрос таким образом: «Тебе нравится, что… / когда…» — помимо того, что партнёр(ша) запрашивает согласие, он или она таким образом создают особое настроение.

Марина Травкова так описывает возможности этого инструмента: «Согласие можно получать не отрываясь от процесса, а сделав его частью взаимодействия. Вот двое влюблённо смотрят друг другу в глаза, девушка нежно касается лица парня, тот, принимая это действие за инициативу, девушку целует. В процессе он кладёт руку на её колено и медленно ведёт ладонь дальше. Он на секунду останавливается и шепчет: «Можно?» Девушка кивает, и они продолжают. Затем пара перемещается в постель, и тут девушка говорит: «У нас есть защита?» На любом из этих этапов «нет» означает «нет», и надо остановиться. Внимание к чувствам и телу партнёра не сбивает настрой, а только усиливает его. Нет ничего романтичнее, чем человек, который заботится о чувствах партнёра.

И наоборот, крайне важно обращать внимание на сигналы, что что-то не нравится. Например, если партнёр(ша) замирает, не проявляет инициативы или избегает взглядов, значит, человеку некомфортно. Нужно сразу спросить, нравится ли ему/ей, что происходит, и хочется ли продолжения.

Да, нам не показывают этого в кино, но быть более чутким и внимательным к себе и к другому в отношениях, в том числе сексуальных, — значит получать куда больше отдачи и удовлетворения от этих отношений. Изобретать язык, на котором вы будете говорить о подобном с партнёром, делать согласие частью близости — само по себе волнующий процесс».

Фрагмент подготовлен в сотрудничестве с психотерапевтом и сексологом Мариной Травковой

От мужчины ждут, что он будет добиваться, а от женщины — что она должна отдаться

Про концепцию сексуального согласия часто говорят, что она оторвана от жизни. Тысячелетиями взаимоотношения мужчины и женщины были организованы так: мужчина добивается женщину, а она ставит ему препятствия, чтобы понять, готов ли он их преодолевать. От женщины ожидают, что она будет оберегать свой главный ресурс — право на секс — и не будет легко его отдавать. От мужчин ожидают, что те будут проявлять настойчивость и затем понимать без слов, готова ли женщина к сексу.

В этой модели, если мужчина спрашивает, что делать, значит, он или слабак, или дурак, или и то и другое вместе. Если он слишком быстро сдаётся, не добивается своей цели, услышав кокетливое «нет», то он не заслуживает секса. При этом, если мужчина инвестирует своё время и ресурсы, женщина обязана вложиться тоже — в конце концов согласиться на секс. Удивительно в этой модели то, что она вообще не учитывает желания людей. Неважно, чего хочет мужчина, — общество обязывает его добиваться. Неважно, какие желания у женщины, — её роль тоже расписана заранее наперёд.

Это то, что мы подспудно считаем романтичным и сексуальным. Не потому, что мы плохие люди, не думающие о желаниях других. Наши представления о том, какими должны быть отношения мужчины и женщины, о том, что сексуально и привлекательно, формировались сначала в процессе эволюции, развития общества, а потом их закрепляла культура. Общество в самых разных цивилизациях тысячелетиями было устроено таким образом, что роли мужчины и женщины четко определялись и закреплялись были намертво закреплены за ними. Секс в такой модели — это не столько совместное решение, сколько заслуженный приз.

Чтобы понять, насколько эта модель устоялась в нашем обществе, достаточно взглянуть на результаты аналитического отчета компании «Михайлов и партнеры» и опроса ВЦИОМ 2020 года: 47% опрошенных мужчин не считают отказом, когда женщина говорит чёткое «нет». Если же слово «нет» не прозвучало, даже при активном сопротивлении со стороны женщины (применяет силу и пытается ударить) 39% мужчин считают это флиртом, а 7% — согласием на сексуальный контакт. При этом 59% россиян считают, что сексуальный агрессор должен нести ответственность за свои действия.

Кроме того, исследования показывают, что от такого порядка страдают не только женщины, но и мужчины. Стереотипы заставляют их быть «настоящими мужиками»: не жаловаться, быть лаконичным, молчать. Кроме того, культура требует от мужчины хотеть секса и стремиться к нему. И это доходит до абсурда: есть мужчины, которые изменяют жёнам, даже если на самом деле этого не хотят. На них давит мысль: «Если откажешь в сексе, покажешь себя не мужиком».

Понятно, что страшно отойти от стереотипного поведения, чтобы не разочаровать партнера и не чувствовать себя неправильным. Но важно понимать, что то, что человек делает со своим телом, — это и есть он, это неотделимо. Никто никому не должен секс за обед или кофе. Никто не обязан хотеть секса, потому что его пол это якобы предполагает. Если не отойти от этой модели, человек будет получать не то, что хочет, а то, что эта модель ему/ей навязывает.

Если кто-то боится Мы все боимся предстать недостаточно мужественными или женственными, недостаточно сексуальными, но нужно подумать, что на другой чаше весов. Лучше оказаться человеком, который разочаровал своей якобы отсутствующей маскулинностью или тем, кто не играет в игру, когда мужчина догоняет и уламывает. Лучше разочаровать, чем быть человеком, который насилуетзаставляет себя или других. При этом игры в ухаживания и преодоление препятствий между людьми возможны, если им обоим это нравится. Это может возбуждать, сама игра может приносить удовольствие — просто когда дело дойдёт до сексуальной активности, не стоит ничего воспринимать как должное, а нужно говорить друг с другом прямо о том, что хочется, а что нет.

В завершение повторим, что обсуждение согласия вовсе не обязано быть долгим и утомительнымутомительнымв. Согласие тоже может быть сексуальным. Ведь если один человек спрашивает другого, что он хочет, что он испытывает и хорошо ли ему, значит, партнёр ему небезразличен. А внимание и забота — базовые вещи, которые мы ищем в отношениях. Так что на самом деле вероятность, что вопрос о согласии вызовет отторжение у партнёра, крайне мала.

Согласие нужно, чтобы обвинить в изнасиловании

Результаты опроса «Двора» показали, что чаще всего концепция сексуального согласия вызывает отторжение вовсе не потому, что люди оправдывают изнасилование. Ровно наоборот: многим она не нравится, потому что как будто бы делает всех мужчин потенциальными насильниками. Люди совсем не против заниматься сексом по взаимному согласию, но им кажется, что есть оно или нет, понятно и так, без обязательных вопросов. И концепция согласия — это такой инструмент, который позволяет женщине спокойно и с удовольствием заниматься сексом с мужчиной, а потом «вспомнить», что, оказывается, её не спросили, а она была против, хотя никак этого не показала. А если бы спросили, то выяснилось бы, что она не хотела, но не сказала, поэтому мужчина — насильник.

Действительно ли это так? Можно ли сказать, что это способ беспочвенно обвинить в изнасиловании? Или, может быть, концепция облегчает такое обвинение?

Это очень многогранный вопрос. Во-первых, в нём есть рациональное беспокойство по поводу рисков сексуальных отношений. Между осознанным изнасилованием и «что-то не понял, и партнёру не всё понравилось» — пропасть, а люди будто ставят знак равенства между этими ситуациями.

Тут кажется важным такое размышление: обвинение в изнасиловании несёт огромные репутационные затраты не только для того, кого обвиняют, но и для того, кто обвиняет. Даже в случае реального изнасилования жертве часто непросто доказать, что оно было. Процесс часто оборачивается для человека чередой унижений и оскорблений. Достаточно представить, что человек напишет в соцсетях «меня изнасиловали», — будут сочувственные комментарии, но будет и очень много негативных. От «сама виновата» до «выдумала, чтобы привлечь внимание» или «сначала докажи». В случае когда нет никаких подтверждений, юридически человека невозможно осудить или даже обвинить (на женщину можно подать в суд за клевету). Но понятно, что это может испортить репутацию тому, кого обвиняют. Тем не менее можно спросить себя: кто может пойти и необоснованно обвинить меня в изнасиловании, учитывая издержки для него самого? Либо полный социопат, либо человек, которому я причинил много боли и он одержим идеей мести. И то и другое не про концепцию согласия, а про риски сексуальных отношений. Можно предположить, что в XXI веке они в чем-то повысились, потому что мир сейчас пытается бороться с насилием в сексе. С другой стороны, по той же причине вероятность столкнуться с насилием стала ниже.

И это приводит нас ко второй грани вопроса: если я про себя знаю, что не насильник, зачем мне концепция согласия? Кажется, один из ответов может быть в том, что она нужна не столько мне, сколько моему партнёру. Концепция сексуального согласия действительно нужна для защиты людей от насилия. Так вышло, что сексуализированному насилию подвергаются в основном женщины и дети, и это им в первую очередь нужен инструмент защиты от него. При этом особенно он нужен, когда речь идёт о серой зоне — ситуациях, где есть какое-то насилие, с которым не придёшь к адвокату или судье. Это инструмент обратной связи, то, что мы делаем не для себя, а для других — чтобы другому было комфортно и безопасно. Для нас в этом тоже есть польза: мы чувствуем себя хорошими, получаем больше удовлетворения от отношений. А ещё это не меньше, а больше защищает нас самих от возможного недовольства со стороны партнёра.

Наконец, в вопросах про обвинение в изнасиловании есть важный психологический аспект. За ними ощущается много тревоги и беспокойства. Эти чувства возникают, когда в голове звучит вопрос: а то, что я делаю, вообще нормально? Я не замечал, что что-то делал до этого не так, а сейчас, оказывается, я всё делаю неправильно? Я что, теперь насильник? Это очень неприятные вопросы. Признать, что кому-то твои действия могли быть неприятны, особенно в такой сверхчувствительной сфере, как секс, страшно. Сразу возникают и вина, и стыд. Хочется начать защищаться. И тут очень важно осознать свои чувства и поразмышлять.

Во-первых, если я не пользовался этим принципом, это не значит, что я причинял другому страдания. Возможно, всё было ок. Главное — проанализировать, в какие моменты всё было норм или нет, и сделать выводы на будущее.

Во-вторых, если я понимаю, что какие-то мои действия в прошлом могли кому-то не понравиться, важно понять, что это не делает всего меня плохим человеком. В целом мои действия могли быть хорошими или плохими — это изменить уже нельзя, но изменить можно свои будущие действия.

Концепцию сексуального согласия часто принимают в штыки, потому что она вызывает когнитивный диссонанс — противоречит тому, в чём я был убеждён и что делал. Требуется определённое мужествод, чтобы трезво на это посмотреть и пережить диссонанс. Я всю жизнь занимался сексом без согласия, всё было шикарно, партнёр тоже говорил, что всё ок. Зачем что-то менять? Ответ в том, что, если ты спрашиваешь, всё ли ок, ты уже практикуешь концепцию согласия. И нет, ничего менять не нужно, если вам обоим нравится. Концепция согласия нужна не столько каждому человеку в каждый момент времени, сколько обществу в целом, чтобы бороться с огромным количеством насилия, которое окружает сексуальные отношения.

Согласие — это про недоверие

Еще одна проблема с концепцией согласия связана с вопросом доверия к партнеру. Согласие вроде бы предполагает, что ответственность за секс ложится на плечи того, кто должен согласие запросить, и ответственности этой немало. Нужно спросить о том, хочется ли вообще секса. Выяснить, что можно делать, а что нет. Следить за тем, чтобы партнёру/ше всё нравилось, улавливая вербальные и невербальные сигналы. Так может, это все нужно, потому что нет доверия? Ведь по идее, согласие вообще недостижимо, потому что невозможно запрашивать его каждую секунду. И потом невозможно доказать, что вот тогда спросил, а тогда нет — видеорегистраторы в спальне никто не ставит. А если доверие есть, то почему нельзя положиться на человека и считать, что если ему/ей что-то не понравится, то он/она сам(а) об этом скажет? Разве секс не предполагает доверие между партнерами?

Действительно, доверие в отношениях очень важно. Но оно не возникает автоматически, нужно что-то делать, чтобы оно было. И в любом случае, сомневаться, задаваться вопросами — это нормально. Нормально волноваться и чувствовать свою и чужую ответственность, даже если это встреча на одну ночь. Страх — это эмоция, которая останавливает какие-то действия. Людям могут переживать перед тем, как заняться сексом, потому что у этого занятия полно рисков: от незапланированной беременности и ИППП до вопросов отношений. И активное сексуальное согласие — это инструмент, который снижает количество страха и опасений, что что-то идёт не так. Вместо того, чтобы мучиться и думать: «Ох, поцеловать сейчас или я испорчу отношения?», можно спросить: «Можно я тебя поцелую?» И это сексуально. Кроме того, предотвратить последствия устно выраженного желания намного проще, чем последствия конкретных действий.

При этом хорошо помнить, что секс — это занятие для двоих, и каждой стороне стоит осознавать свою ответственность и выстраивать доверие. Концепция «да — значит да» позволяет создать условия для этого доверия и и обезопасить обоих партнёров. Есть несколько причин, почему это лучшем, чем ждать чужое «нет».

Во-первых, для того, чтобы любой человек на что-либо согласился, у него должна быть полная информация. Чтобы принять решение, делать ли что-то или нет, нужно знать, что на уме у партнёра/ши. Когда человек не знает этого, он избегает знаний и делает выбор проигнорировать какие-то сигналы, потому что думает: «Ну, если бы что-то шло не так, мне бы сказали “нет”». Но ведь почти любая операция между людьми проводится только с согласия. Представим, что к нам домой пришли мастера нового Интернет-провайдера, открыли дверь и стали подключать модем. В ответ на ваше удивление они сказали: «Так вы же не сопротивлялись, поэтому мы автоматически подумали, что вы согласны! Мы уверены, что вам с нами понравится!»

Во-вторых, «нет» легко пропустить и не заметить. Вот рука девушки скользит по джинсам парня, он отворачивается от смущения, а девушка продолжает, потому что думает, что ему же не может не нравиться. Ему может быть страшно, неловко или неприятно говорить «нет», когда действие уже происходит. Мы не можем знать за другого человека, понравится ли ему то, о чем мы думаем и что собираемся сделать, поэтому всегда безопаснее спросить.

Вообще, согласие появилось в первую очередь как способ защитить женщин и детей от насилия — но концепция распространяется и на мужчин. Мужчины тоже не застрахованы от травматичного опыта. Стереотипы требуют от мужчины быть мачо и хотеть секса всегда и везде, но ведь это стереотипы. Далеко не каждому мужчине хочется любого секса с кем угодно всегда.

В завершение хочется добавить, что часто говорят: согласие — это что-то новое и пришедшее из далёких стран с чуждыми ценностями, что-то неестественное. «Бабушки и дедушки об этом не задумывались — нам-то зачем, молодые люди и так боятся друг друга!». Но в целом концепция согласия в разных формах существует довольно давно. Например, возраст согласия — проблема, которую обсуждали и законодательно закрепляли с 19 века. Мир давно начал стремиться к тому, чтобы секс был добровольной и безопасной практикой, просто наши стандарты повышаются. Раньше нельзя было до 13 лет насильно выдавать замуж, а сейчас мы хотим, чтобы вообще никого насильно не выдавали. С точки зрения современного отношения к насилию раньше действительно было плохо. Фактически людей часто принуждали к сексу тонкими вещами: манипуляциями, деньгами, настойчивостью, угрозами. Концепция активного сексуального согласия толкает нас к тому, чтобы больше думать о том, с кем и каким сексом мы занимаемся, насколько мы доверяем партнёру/ше. Она перемещает фокус внимания с секса как действия на секс как отношения между людьми, где есть место уязвимости, искренности, чувственности, наслаждению и доверию.

Источник: Двор медиа